Наконец, она решительно заявила, что не может допустить, чтобы он, утомленный охотой, утомлялся еще от любовных утех, и не простит себе, если окажется помехой столь приятному развлечению. В это время возвратился муж. Разгоряченный Врессак, потерявший всякую возможность отвечать, обратился ко мне и долго излагал свои доводы, которые я знал не хуже его самого, а в заключение попросил меня поговорить с виконтессой, что я ему и обещал. Я действительно поговорил, но лишь для того, чтобы поблагодарить ее и условиться о часе нашего свидания и о способах осуществить его.
Она сказала мне, что так как ее комната расположена между комнатами ее мужа и любовника, она сочла более осторожным пойти самой к Врессаку, чем принять его у себя. Поскольку я помещаюсь как раз напротив нее, она полагает, что и в данном случае более безопасно свидеться у меня и что она явится, как только горничная уйдет из ее комнаты,– мне же надо только приоткрыть свою дверь и ждать.
Все произошло так, как мы условились, и она пришла ко мне около часу ночи —
...в простой наряд облачена
Красавицы, едва разбуженной от сна. []
Не будучи тщеславным, я не задерживаюсь на подробностях этой ночи. Но вы меня знаете, а я остался доволен собой.
На рассвете надо было расстаться. Здесь-то и начинается самое занятное. Этой ветренице казалось, будто она оставила свою дверь полуоткрытой, но мы нашли ее запертой, и ключ был изнутри. Вы не представляете себе отчаяния, с которым виконтесса сказала мне: «Я погибла!» Нельзя отрицать, что было бы забавно оставить ее в таком положении. Но мог ли я потерпеть, чтобы женщина погибла из-за меня, не будучи погублена мною? И мог ли я, подобно обыкновенным людям, покориться обстоятельствам? Значит, надо было что-то придумать. Что бы вы сделали, прелестный друг мой? А вот как поступил я – и с полным успехом.
Я вскоре убедился, что означенную дверь можно выставить, но лишь наделав при этом много шума. Поэтому я – правда, не без труда – уговорил виконтессу поднять пронзительный крик, словно она в ужасе, словно на нее напали «грабители», «убийцы» и т.д. и т.п. Мы условились, что при первом же ее крике я взломаю дверь, и она тотчас же бросится на свою кровать. Вы и вообразить себе не можете, сколько времени понадобилось на то, чтобы окончательно убедить ее даже после того, как она уже согласилась. Пришлось, однако, пойти на это, и при первом же ударе дверь подалась.
Виконтесса хорошо сделала, что не стала терять времени, ибо в то же мгновение виконт и Врессак очутились в коридоре, да и горничная тоже устремилась в комнату госпожи.
Я один сохранил хладнокровие и сообразил, что надо потушить ночник и сбросить его на пол: ведь вы понимаете, как нелепо было бы изображать панический ужас, когда в комнате горит свет. Затем я принялся бранить мужа и любовника за их летаргический сон, уверяя, что крики, на которые я поспешил, и усилия, которых мне стоило взломать дверь, продолжались никак не менее пяти минут.
Виконтесса, обретшая в постели все свое мужество, довольно хорошо подпевала мне и клялась всеми святыми, что у нее в комнате был вор. Более правдивы были ее уверения, что никогда в жизни не испытывала она такого страха. Мы принялись повсюду искать, ничего не находя, но тут я обратил общее внимание на опрокинутый ночник и высказал предположение, что, без сомнения, виновником всего переполоха и страха была крыса. Мое мнение было поддержано всеми, и после нескольких обычных шуток по поводу крыс виконт первый вернулся к себе в комнату и улегся, попросив жену иметь в будущем дело с более спокойными крысами.
Врессак, оставшись с нами наедине, подошел к виконтессе и с нежностью сказал ей, что это – мщение любви, на что она, глядя на меня, ответила: «Ну, так любовь была, видимо, очень разгневана, ибо она отомстила жестоко. Однако, – добавила она, – я изнемогаю от усталости и хочу спать».
Я находился в самом благодушном расположении духа, и потому, перед тем как мы разошлись по своим комнатам, вступился за Врессака и добился примирения между любовниками. Они поцеловались, а затем оба облобызали меня. Поцелуи виконтессы были мне уже безразличны, но должен признаться, что поцелуй Врессака доставил мне удовольствие. Мы вместе вышли из ее комнаты; он еще долго рассыпался в благодарностях, а затем мы направились каждый в свою постель.
Если вы найдете эту историю забавной, можете не держать ее в секрете. После того как потешился я, надо же, чтобы и другие свое получили. Сейчас я имею в виду приключение, но, может быть, вскоре то же самое мы скажем и о его героине?
Прощайте, мой егерь уже целый час ожидает. Еще мгновение, чтобы послать вам поцелуй и совет прежде всего остерегаться Превана.
Из замка ***, 15 сентября 17...
О моя Сесиль! Как я завидую Вальмону! Завтра он вас увидит. Он и передаст вам это письмо. Я же, томясь в разлуке с вами, буду по-прежнему влачить это мучительное существование в горе и сожалениях. Подруга моя нежная, подруга моя, пожалейте меня за мои страдания и особенно за те, что я причинил вам. Ибо из-за них-то я теряю мужество.
Какой ужас для меня быть виновником вашего несчастья! Не будь меня, вы жили бы безмятежно и счастливо. Прощаете ли вы мне? Скажите, ах, скажите, что прощаете. Скажите мне также, что любите меня, что любите меня по-прежнему. Мне нужно, чтобы вы это повторяли снова и снова. Не то чтобы я сомневался, но мне кажется, что чем ты уверенней, тем сладостнее слышать, когда тебе это повторяют. Вы любите меня, ведь правда? Да, вы любите меня всей душой. Я не забыл, что это были последние слова, которые я от вас слышал. Как глубоко запали они в мое сердце, как глубоко они запечатлелись в нем! И с каким восторженным трепетом отозвалось оно на них!